История Государства Российского для Карамзина была большой и сложной. Для моего отца проще - Жижица, финская компания, оккупация, Великие Луки… Моя история в России совсем проста и без катаклизмов - только Луки (далеко не великие). Провинция. У нас упрощенная философия, замедленное течение жизни, ярче впечатления и глубже переживания…

Завод, школа, детство. 1947 год рождения. Мы росли в разрухе: злые, глупые, беспризорные - послевоенные дети. Плохо было все. Подорвался на мине пастух, сосед лишился глаза, другой разрубил гранату - унесли на одеяле в больницу на Полевой улице. Он кричал, держа кишки в руках… Это плохо, но как-то обыденно.

Чаще возникали конфликты на псевдонациональной почве. Дело в том, что довоенный еврейский квартал в Карцево был разрушен, а вернувшимся после освобождения города национальным меньшинствам выделяли участки по Зенцовской и Полевой улицам. В каждой семье в нашем районе один из супругов или оба были цыганами, евреями или эстонцами. Конфликтовали из-за подравшихся детей, любвеобильных мужей и недосмотренных коров.Мирились и устраивали грандиозные застолья (летом на улице). Складчина! Приносили еду, спиртное - кто и что - заранее оговаривалось. Такие праздники завораживали простотой и красочностью.

Расфуфыренные родители в креп-жоржетах поют красивые песни под аккордеон «Трофейника» (так звали дядю Петю Чистова из-за этого аккордеона, вывезенного из Германии). А еще у нас были два скрипача и баянист Василий Николаев, начальник склада топлива. Согласитесь, многовато для двенадцати домов в одном переулке. Были и гости. Приглашали «Воробьиху» - местную добрую колдунью, Прасковью Михайловну - бывшую помещицу, уважаемую бабушку Юнг и модную портниху Ольгу Дмитриевну с мужем музыкантом, хотя жили они далеко, на Болотной улице. Были и «случайные» гости. Побирашку Ваньку Буса не любили - к столу не приглашали, подносили стопку и что-то выделяли со стола. Другой бродяжка, Вася, был само очарование.

Инвалидов было очень много в городе - мне тогда страшно было в бане. Одноногие, однорукие, кривые и в шрамах. Самый жуткий инвалид, посещавший баню «Лазавица», был с обгорелым лицом и без части ребер. Шрам на груди пульсировал, и казалось, что сейчас брызнет кровь и выскочит сердце. Безногие катались на самодельных тележках, попрошайничая на рынке, на вокзале или у магазинов.

Вася (все звали его Вася цветастый) не попрошайничал, ходил в гости. Говорили, что он «заучился». Отличником окончил школу, но что-то пошло не так, и он с посохом, украшенным бумажными цветами, ходил из Куньинского района по всем окрестным деревням и городам. Казалось, что он помнит всех.

К нам домой он наведывался по делу. «Здравствуйте! Вот и Вася пришел. Макар Андреевич, сапоги у Васи каши просят…». Пока отец занимался ремонтом, он пил чай, рассказывал о куньинских новостях и общих знакомых. Когда Вася появлялся на праздниках и свадьбах - считалось хорошим знаком. Не помню, пил он или нет, но пел хорошо. А его прибаутки до сих пор проскальзывают в речи старожилов: «Пушкин - мушкин, масло в попе погасло».

Детей пугали Ванькой Бусом, и мы его побаивались. До некоторых пор и Вася был добрым цветочным бродяжкой, пока его не обидел, пнул ногой, пьяный дядя Леня, сосед. Мы пытались развести костер у его забора, и он начал нас материть. Проходивший мимо Вася молча сгреб наши тлеющие щепочки и бросил в пруд, за что и поплатился… Встав с земли, испуганный, с вытаращенными глазами, подобрал посох и сказал: «Там косточки стучат, тебя зовут». Об этом вспомнили, когда через неделю Леня повесился.На Зенцовской улице стояла Никольская церковь, разрушенная при освобождении города. Сейчас дом 20, даже фундамент частично сохранился. При церкви было кладбище, его-то и выделили Лене под застройку. Подозреваю, что Вася знал об этом, когда говорил про косточки. Но отношение к нему резко изменилось.

Добродушие вытеснил страх проклятья. Больше его не обижали, да и заходить в наш переулок он стал реже.

Появился, когда высох пруд посреди улицы. В нем церковный смотритель хранил под льдом огурцы в бочках, а мы использовали его для полива огородов. Вася долго убеждал мужиков, что сухая тина может загореться, и все взорвется, что там бомбы. Вызвали саперов. Два дня нас держали взаперти, пока они работали. Часть не очень опасных снарядов утопили в ближайшем болоте - они и сейчас там, а Вася показал саперам склад бомб на Полевой, который даже трогать не решились и взорвали на месте. Вася им объяснил, что там он не ходит, что там дрожит земля, и ему страшно. След той воронки до сих пор сохранился.

Больше он у нас не появлялся, а в 1965 году прошел слух, что умер в Дубраве, и больше о нем ничего не известно. Даже сейчас магазин на втором кирпичном заводе напоминает «партком». Кто по делу пришел, кто за новостями, а другим скучно одним дома. На вопрос о Васе цветастом поклялись, что Дубрава не виновна, и замерз он в деревне Липец, 50 лет назад, в Крещенье, на крылечке в ожидании хозяев. Где похоронен, не знают. Уважаемые жители Куньинского района, помогите. Героев мы чтим, но и обаятельный чудак, которого знал и любил и Куньинский район, и город Великие Луки, должен занять свой пьедестал в истории города.

Прошлое не вернуть. Но собрать воспоминания и восстановить судьбу Василия помогли наши читатели. Большое Вам спасибо!

Первой откликнулась Людмила Ивановна - бывшая работница ДК ЛК г. Великие Луки. С ее добрых слов и начата эта летопись…

Торговый путь по Ловати общепризнан, но более удобно путешествие по р. Кунья. Отсутствие порогов, меньше перепад высот, пологие берега. Это позволяло использовать конную тягу, вместо рыжих (бурлаки из Холма) при движении против течения. Из р. Куньи был волок в оз. Ордосно, далее на юг - в Днепр. На берегу озера, на Пути из «варяг в греки», в селе Токарево и родился герой нашей легенды (именно легенды, так как нет документальных подтверждений, только воспоминания старожилов). Произошло это приблизительно в 1915 году. Крестили его в Белавинской церкви и нарекли Семеном.

Левшов Семен Петрович - настоящее имя «Васи Цветастого». Говорят, что рос он нормальным, умным парнем, с отличием окончил школу, много читал, что его и подвело. Пас овечек, отвлекся на книгу и упустил их в огород. Задремал или слишком погрузился в чтение, но не отозвался на окрик отца и получил удар кнутом. Время для него остановилось. Он так и не смог стать взрослым - очерстветь, хитрить, быть циничным и властным. Страх перед отцом был непреодолим, и Семен прятался от него в кустах. Он не откликался даже на зов матери. Тогда она дала ему палку, привязав к ней тряпочку. По ней она и отыскивала его.

Или за ярко голубые глаза, или за тряпочку, но мать и соседи стали звать его Васильком. Вот так Семен Петрович стал Васей, по рассказу сестры, ныне покойной. Посох с тряпочкой стал для него материнским оберегом. Позже, доброхоты вешали на него игрушки и бумажные цветы - появилось новое прозвище «Вася Цветастый». Но это после войны…

Через некоторое время Семен успокоился, и только новое имя «Василек» напоминало о происшествии. Неприятности начались в колхозе.

Как ругаются сапожники, известно, но и крестьяне не лыком шиты. В чем-то провинившийся Семен получил от бригадира такой заряд бодрости, что два дня прятался в лесу. Мать отвела его в д. Межтоки к знахарке. Та даже в дом не пустила со словами: «заболею, сама к нему приду лечиться». Вскоре все знали ее приговор.

Но лечить он не мог или не хотел. Однако, те, кого при встрече Василек пугался, ронял посох или убегал, не мешкая, обращались к врачам в пос. Кунья или в г. Великие Луки.

Самый забавный ритуал сложился вокруг определения пола еще неродившегося ребенка. Это делали по анализу поведения Семена. Если первым здоровался, интересовался как дела у мужа - девочка… Не разговаривает, не улыбается, «здравствуй» и «прощай» - жди мальчика. Один раз это не сработало, родился мальчик, хотя все уже настроились на девочку. Пересудов-то было! Только потом выяснилось, что он больше девочка, чем мальчик, да и то недолго прожил.

Прочитав свежую газету, шли к Семену за комментариями или просто поспорить, память у него была отменная.

Перед самой Великой Отечественной войной заговорил о том, что все его бросят, уйдут отсюда. Скоро война, девушки - в Германию, а его искать будут. Что он имел в виду, кто его будет искать? Не ясно.

В оккупации он начал бродяжничать, прятался в церквях и храмах. Но его не трогали ни свои, ни чужие - блаженный! Кто и как этим пользовался неизвестно. Видели его в г. Великие Луки, пос. Кунья, г. Торопец…

После освобождения от захватчиков «вот и Вася пришел» слышали в основном великолучане. От деревни Токарево до Лук всего 35 километров, автобусов не было, и все ходили пешком, даже - в Ленинград! Но Василек навещал свою деревню редко, только по большим православным праздникам. Праздничная атмосфера вытесняла детские страхи, и встреча с родственниками его радовала. Но не долго. Мятежная душа звала в дорогу. Подолгу он нигде не останавливался, но было одно место, где пересекались все его маршруты. Деревня Липец.

Анастасия Николаевна вышла замуж в 1942 году. Шестнадцатилетнего ангелочка из Михальков сосватали за бобыля Семена, сторговавшись на трех овечках в придачу (его фамилию немковские бабули так и не вспомнили). В многодетной семье хрупкая, болезненная Настенька была обузой. Скромное венчание, оборванный войной медовый месяц, а через три месяца - вдова… Сестра с мужем и детьми поселились у нее. Весну 1943 года она встречала в брошенном доме на краю деревни. На свою беду Василек постучался именно к ней.

Оборванная, не мытая мегера с вальком в руках истошно завопила: «Сгинь, Семен, сгинь! Ты погиб, ты умер!» Вася ушел, а утром они встретились в церкви. Помогал, как мог: деньгами, едой, по хозяйству. Как-то принес большую куклу с фарфоровым личиком - вылитая Настенька. В одночасье обездоленная, растоптанная судьбой женщина, как в сказке, из Насти-пьяницы превратилась в красавицу. Вышла замуж, родила двух детишек. Сюда и приходил Василек при каждом удобном случае, приносил детям подарки, помогал мужу по хозяйству. На ночь уходил в церковь, если не стояли морозы.

Нашел меня и родственник Василия - Георгий Сапунов. Когда он возник в проеме двери, мелькнула мысль «вот и Вася пришел»… Очень похож. Однако, разные люди, знавшие Василия по-разному, оценили это сходство и сходство с рисунком (Б.Николаев). Объяснение простое – детская душа не давала скрывать эмоции: они все были написаны на его лице. От этого и разные оценки сходства, и еще лицо полнело зимой, обострялись черты в летний зной, как у всех странников.

Семья Сапуновых жила в своем доме по ул. Зенцовской (сейчас там пятиэтажка), и Василий часто навещал их, сообщал новости о родственниках, передавал письма и подарки. Иногда ночевал. Его рассказы в такие вечера и запомнились Юрию. Смоленск, Велиж, Невель, Себеж - военные и послевоенные, отношение немцев к населению и населения к военнопленным. Частушки сопровождали повествование, но самая скромная из них, которую решился озвучить Георгий - «Ты не жми меня к березе, вижу клонишь не туды, а ты не думай, я не дура, вот поженимся - тады!».

О частушках вспомнила и Евгения Николаевна (Дубрава 2), два года прожившая в д. Липец, но их озвучить может только наше ненормативное телевидение в режиме - «пи-пи-пи».

Обаятельная 84-летняя женщина с печалью вспоминает события той зимы 1965 года. Злых морозов не было, редкость по тем временам. Василий пришел поздравить свою Настеньку с Рождеством. Дом был заперт. Дошел до дома сестры, убедился, что Настя – там, и вернулся к ее дому. На селе поздно не сидят - рано вставать.

В ожидании хозяев Вася присел на крылечко. Их было два, парадный и хозяйственный в надворье. На нем и задремал. Наткнулись на него только утром. В его холщевой сумке была горсть конфет и красная ватная снегурочка, завернутая в тряпочку. Было ему около 50-ти, и преставился он 50 лет назад. Отпевали его под именем Василия Блаженного, а на могилке его вместо креста долгое время стоял посох.